Название: Мое заключение - Ты.
Предупреждение: фик неотбеченный,Беты у меня в помине не существует.Нервным,беременным,гомофобам - не читать.
Пэйринг: не помню,произвольный какой-то...
Читать лучше под Cinema Bizarre - My Obsession,ну если вы их не любите,то под любую душераздирающую мелодию,классику (типа Бетховена) или Отто Дикс.
Немного наивно
Я, как обычно, начал свой день со смерти…
Девушка была такой прекрасной, молодой, такой живой….
Мы лежали в кровати, она ничего не подозревала…
Я сел на постели. Под моей подушкой всегда лежал нож…Пластмассовая черная ручка и смертельная сталь. Не могу припомнить, сколько таких заблудших дев я убил, а сколько было юношей?
Мое сердце не обливалось кровью, а иногда мне казалось, что оно вовсе не бьется…
Я осторожно вытянул нож из под пера и резко полоснул ей по горлу….Она метнулась в сторону, но не удержалась…соскользнув с кровати, упала на пол. Я не задел трахею, только лишь вспорол кожу, чтобы поиграть с красотой….Ее испуганные глаза и крики завели меня еще сильнее…
Я поднялся, и с меня соскользнула простыня, оголяя тело. На лице была безумная улыбка. Я смотрел, как из раны течет кровь, а девушка зажимает ее рукой…
- Глупенькая, - говорю ей, - ты все равно умрешь…
Присаживаюсь рядом, блондинка вжимается в стену, по щекам слезы. Провожу кончиком стали по шее к груди, дальше вниз…Она тихо всхлипывает…Надавливаю, оставляя порез в области живота. Странно, она не сопротивляется…почти…
Она пытается отвернуться, но я хватаю ее лицо руками и нежно целую в лоб:
- Спи спокойно…
Мне не жаль….я вонзаю нож прямо в сердце. Она успевает вскрикнуть и толкает ножкой…поздно.
Нож остался в теле и она уже не дышит. Улыбаюсь. Встаю с места и иду в ванную…
Зеркало запотело после душа…Я стер капельки со стекла, увидев в нем человека…Это я. Это мы….в моей голове живут двое: подлая тварь и обычный парень.
Вспоминаю о трупе, прикидывая, куда увезу эту девочку…На ум приходит сточная канава, но мне ее жаль. Она, возможно, хотела кладбища и белых цветов….Я вхожу в спальню, она лежит бледная с этим ножом в груди.
- Прости, - слетает с губ, и сам плачу.
Нахожу одежду, кое-как пытаюсь натянуть на нее. Вынимаю сталь…Кровь вытекает потоком….Пробую на вкус и морщусь…как же гадко.
Глаза открыты в ужасе, краска смазалась…Я достаю платок и пытаюсь стереть хоть как-то. Мертвая красота, такая грешная.
Я помню как бросил несчастную за городом в овраг…Потом помнил огни не спящего города, а затем провал…
И вот, я снова у тебя…Как здесь хорошо, как тепло и уютно. Всегда пахнет ванилью и кофе, а ты одет в длинную рубашку. Черт, что я здесь забыл на этот раз? Встаю с дивана, а ты на меня смотришь так, будто я с луны упал.
- Как ты себя чувствуешь? – неуместное гостеприимство, ты протягиваешь мне чашку с кофе, а я отталкиваю, и она падает на пол. Не смотри на меня так…
- Что за глупости? – хмыкаю и подхожу к тебе, улыбаюсь, кладу руки на плечи.
- Опять? – строго смотришь, а я мурлычу, словно кошка, прижимаюсь.
- Дааа….мне было ее жаль, - отталкиваешь меня, морщишься…
- Ты мне противен, - хочешь уйти, но мои слова останавливают…
- Зато трахать меня ты не гнушаешься, - откидываю серебристые волосы, улыбаюсь все так же нагло.
- Это…, - замолкаешь, подходишь, садишься рядом , - ненавижу тебя.
- Не сомневаюсь, - разваливаюсь на диванчике, кладу голову тебе на колени, мурлычу, - она вопила, почти не сопротивлялась…Я сначала порезал ее шею, а затем живот. Потом ударил прямо в сердце, и она затихла. Красивая, у нее были светлые волосы, а одежда красная, обычный латекс и сетка.
- Где ты подцепил такую? – перебираешь мои волосы, я чувствую этот ласковый взгляд.
- Она сама подсела ко мне, а я просто решил воспользоваться…
- Понравилось? – слышу твою усмешку.
- Да…мне было хорошо, но с тобой лучше, - смотрю в глаза, не боюсь тебя.
- Не льсти, - начинаешь целовать меня, но я не отвечаю. Тогда с силой надавливаешь рукой на шею, перекрывая подачу кислорода, надеясь, что так я отвечу, но ничего не происходит. Стеклянно смотрю на тебя, улыбаюсь, всем видом говорю: не отпускай, убей. И ты отпускаешь. И ты, только ты видишь мои слезы. Да, я хочу умереть вот так просто, вот так рядом с тем, кто мне не безразличен. Ведь, мать твою, ты единственный.
- Почему…? Почему все так? – резко вскакиваю с дивана, иду к окну, обнимая себя за плечи, а слез еще больше. И ты подходишь, ты успокаиваешь, шепча какой-то бред на ухо. Боже, пусть он просто убьет меня сейчас.
- Потому что жизнь такая, - разворачиваюсь к тебе, на лице гримаса злости.
- Это не жизнь такая, это мы такие, - отталкиваю тебя, - я лучше пойду…
Не успеваю подойти к двери, как ты прижимаешь меня к холодной стене, больно ласкаешь тело. Вот для этого я нужен вам, чтобы удовлетворить свою похоть…и ты такой же, почти одинаковый со всеми уродами, которые когда-то обладали мной. Всего несколько часов со мной в одной постели, а потом можно заказывать место на кладбище, но не тебе…
Мне почти не больно, когда ты кусаешь кожу на шее, оставляя небольшие ранки. Когда ты срываешь нетерпеливо одежду, раздираешь металлическими когтями мою кожу, слизываешь проступающие капельки крови. Латекс летит на пол, мне становится неприятно – холодно от этого, но ничего...Слышу это сбивчивое дыхание, упираюсь руками в стену, чуть раздвигаю ноги…Я прекрасно выучил одно и то же. Как будто я снова в школе, только здесь уже не детские игры. Врываешься в меня, и я слышу собственный крик. Твои руки сжимают до боли бедра, быстро задаешь темп, и мне ничего не остается, как двигаться тебе навстречу. От этого же лучше, не так ли?
На теле появились капельки пота, ты резко вышел из меня, перевернув лицом к себе. Впился в губы, терзая их как только можно, еще больше раздвинул ноги, приподнял, чтобы обнять тебя за талию…и…и все…я ничего не помню дальше….
Я проснулся, через шторы еле пробивался свет угасающего солнца. Кто-то обнимал меня за талию, я повернулся: конечно, здесь лежал ты…Ты спал, ничего не замечая, а я встал с постели, рассматривая обои на стенах, потом искал одежду…Одевался и уходил. Как всегда, делал все тихо и незаметно.
Люди сновали туда-сюда, словно муравьи. Я сидел на крыше какого-то обветшалого дома, где давно никто не жил. Обычная пятиэтажка в центре Питера. Желтая облупившаяся краска, почерневшие от сырости и старости оконные рамы, стекла давным-давно выпали. Чей-то красивый меланхоличный голос звучал в наушниках моего допотопного плеера. Я так и не определил, кто это был, но слова отчетливо въелись в мою голову: ты моя одержимость, мой фетиш, моя религия… И дальше. Они кричали каждый раз, когда я возвращался в свои больные воспоминания, а на руках появлялись слова, что я выцарапал раскладным ножом: я люблю тебя. Да, но ни за что не признаю….Одержимость.
Чья-то рука легла на плечо, я повернулся. Рядом стояла девушка. Одежда на ней была белая: кофта с неглубоким вырезом, длинная юбка и белые босоножки. На лице сияла улыбка, а глаза наполнены солнцем. Рыжие волосы чуть ниже плеч тихо развивал ветер, кожа бледная, лицо усыпано веснушками. Сумка через плечо, немного рваная, скрепленная булавками.
Я улыбнулся в ответ, и тогда девушка села рядом, свесив ноги вниз.
- Меня Мари зовут, - она протянула тонкую лапку с какими-то детскими браслетами в знак знакомства, и я ответил, коротко пожав, - вообще Марина, но не важно... А твое имя?
Я задумался на секунду. Мое имя редко произносили, даже и не пытались. Многочисленные мужчины называли меня так, как сами того хотели, а “друзья” вовсе не звали..
- Виктор, - несколько медленно протянул свое собственное имя, которым наградили приемные родители.
- Очень приятно, - Мари весело засмеялась, болтая ногами, - почему ты здесь сидишь?
- Потому что здесь хорошо, - сигарета тлеет в руке, и я бросаю вниз…Она словно та прежняя жизнь, которую я сам сжег.
- Одному верно совсем грустно? - девушка не унималась.
- Не знаю, мне нормально, - я старался отвечать более приветливо, - а ты, я вижу, страдаешь от одиночества?
- Нет! Что ты! – она всплеснула руками и скрыла лицо за ладонями, - я не одна. Нет – нет, мы совсем не одни. И у нас много друзей, только они все сейчас спят…
- У нас? – я попытался найти еще кого-то за ее спиной, но там никого не было, - кто же еще с тобой?
Девушка странновато улыбнулась, и тут же принялась копаться в сумке. Она что-то искала, но поиски каждую минуту приводили к тупику. Вдруг Мари радостно вскрикнула и вытащила плющевого кролика. Он был слегка потрепанный, серо-белый с ужасным розовым бантом на шее. Уши были слишком длинные, что ненормально для игрушек…Хотя фантазия производителей такого милого бреда иногда выходит за пределы.
- Это мой друг, - она обняла зайца и ласково погладила по спине, дернув за хвост, - его зовут Усы.
- Странное имя, у него ведь нет усов, - я хотел было потрогать кролика, но Мари преградила путь рукой.
- Ничего не странное, а усов нет, потому что он сам себе их отстриг, - она состроила обиженное лицо, но потом опять улыбнулась.
- Понятно, - я потянулся в карман за еще одной сигаретой, закурил. Не знаю, мы долго сидели молча, потом пошел дождик. Мари прыгала по крыше и кричала что-то очень глупое, но в тоже время веселое. Я еще ни разу не видел, чтобы взрослый человек так радовался дождю. Потом она подбежала ко мне, обняв за плечи, и поцеловала в щеку, так и оставшись сидеть рядом.
- Знаешь, до того, как мы с Усы убежали, нас кормили ужасной белой кашей и странным бульоном, а потом нам давали белые таблетки…И было очень плохо, - девушка не плакала, но ее глаза в миг потухли. Кролика девушка устроила на моих коленях, а сама сидела ряжом, обняв меня, - нам было страшно в мягкой комнате, а стены были тоскливого желтого цвета. Мужчины и женщины в белых халатах задавали странные вопросы, говори какую-то чушь. Нам всем что-то внушали…И мы еще помним, как кололи дрянь в вену.
- Зачем ты это рассказываешь? - Мари явно дрожала. Я был не из жалостливых, но…стянул с себя куртку и укрыл девушку, на что та благодарно улыбнулась, не переставая виснуть на мне.
- Потому что ты такой же, потому что ты похож на нас, я все вижу, - эта странная особа действовала на нервы, но не так, как этот проклятый дождь.
- Хм…пойдем ко мне, здесь стало грустно, - поднявшись, мы побрели по крыше, перепрыгнув на другую, что была совсем рядом. Спустились по лестнице, а потом долго шли пешком до моей квартиры. Я знал, что оставил машину у Его дома, но идти туда не хотелось.
Через кладбище, постройки, небольшие заводики и продуктовые центры, мы добрались до холодного дома. Я несколько нервно открывал дверь, то и дело роняя ключи на пол. В конце концов, замок поддался и мы оказались внутри.
Мари скинула босоножки, проходя внутрь. Я пошел в след за девушкой, при том прикрывая дверь в спальню. Там была кровь.
- Замерзла? – она кивнула, опустившись на коричневый диван, обитый неким подобием кожи, чуть потертым, а в некоторых местах порванным.
Я подал плед, а сам умчался на кухню. Да, домохозяйка из меня была ужасная. Я предпочитал не убираться и вообще обходить свою квартиру стороной.
Чайник быстро вскипел, чай заварился. Я сидел напротив Мари на полу с чашкой в руках, греясь о нее кое-как. Девушка покачивалась из стороны в сторону, то и дело поглядывая на кролика, которого уложила спать.
- Откуда он у тебя? – гнетущую тишину нарушил голос.
- Когда-то девочка попросила у мамы подарок…и мама купила ей подарок, самый лучший из всех, - нараспев проговорила Мари все так же раскачиваясь, - а потом мама ушла. Она не приходила домой много дней, и девочка подумала, что мама забыла про нее… Но нет, пришли мужчины в черных фраках. Они потащили Мари куда-то, они привезли в дом, где Мари одели и попытались накормить, но Мари есть не хотела, она только звала маму. А потом один из этих мужчин подошел к Мари, ласково потрепав за щеку, улыбнулся, и сказал, что мама ушла…насовсем. Но не оставила Мари, она только смотрит сверху…а кролик все время напоминает Мари о ней. Я очень скучаю.
Девушка замерла, смотря на меня, а я лишь ухмыльнулся. Где-то в моей голове зазвучало: еще один псих…
- Мы все там будем, - прошипел я.
- Где? – ее глаза наполнились озорным любопытством.
- Там, где твоя мама, - я постарался улыбнуться.
- Ты не врешь мне? – девушка слезла с дивана, поставила чашку на пол, села рядом.
- Нет.
- Это хорошо, я верю, - ее улыбка меня смущала. Я видел множество прекрасных особ со своими странностями, но эта…
На следующий день я проснулся в кровати, я ничего не понял. Рядом лежали ножницы и состриженные кем-то волосы. Смутно припоминав, что вчера делал, я приподнялся на локтях дабы оглядеть комнату.
Никого не было. Кровь на стене и полу, уже засохшая – сложно стереть. Зеркало у стены чем-то испачкано, наверно, помадой. Наверно, это все натворил я.
Слышались постукивания и скрежет, будто бы кто-то просился в дом. Я встал, ощущая под собой до ужаса холодный пол, и пошел проверить остальное. Та рыжая девушка отчаянно скребла дверь, постукивала и рыдала. Я остановился в дверном проеме, наблюдая за странной Мари, потом подошел чуть ближе, но девушка резко отскочила.
- Что я вчера сделал? – замер, чтобы не спугнуть еще больше.
- Ничего…, - не голос, а писк. В голове сразу всплыло сравнение с мушкой, но потом убежало. Я попросту забыл.
- Тогда, чего ты боишься? – протянул руку, но Мари никак не отреагировала.
- Я не хочу больше тут сидеть, - с уверенностью двинувшись на девушку, я все же ухитрился ее поймать.
- Тогда попросила бы, чтобы я выпустил, - держал за руки.
- Ты спал, а еще Усы пропал. Я не могла его найти, - она еще пуще разрыдалась, прижавшись ко мне.
- Найдем, только плакать не надо, - как можно нежнее погладил по плечу, Мари чуть успокоилась, - я обещаю, что через десять минут мы найдем твоего друга.
Теперь она счастливо улыбалась и стала ходить за мной, словно она – хвостик. Столько радости я давно не видел. Это рыжее создание состригло свои прекрасные волосы рано утром, как потом выяснилось. А затем мы нашли ее кролика.
Я толком не понял, что нашло на меня, но я попросил Мари остаться, потому что ей некуда идти. Она с радостью согласилась, но каждый раз просила, чтобы я отпускал ее на весь день погулять. Предела не было, она не требовала ничего, да и мне ничего не было нужно, кроме слушателя и собеседника.
Потом я узнал всю ее жизнь. Она рассказывала это вечерами, когда приходила ко мне в спальню, чтобы не быть одной. Мари боялась темноты.
Она родилась на разрухах старого города, в сырой квартире, где все время пахло плесенью и канализацией. Отец бросил их, когда Мари исполнилось три года, а потом ушла из жизни и ее мать. Девушку поместили в детский дом, но там начались непонятные приступы: она бредила, могла часами кричать в общей спальне, она раздирала книги в клочья, ее иногда связывали или сажали в комнату, где не было окон. Там было темно, как говорила Мари, и все время кто-то шептал за спиной. Она рассказывала всю свою историю и маленькие странности, что происходили с ней в перерывах между ужасом. Отчетливо помнив, как врачи кололи препараты в вены и заставляли пить невыносимые лекарства, она рыдала еще хуже, чем когда-либо. Потом рассказывала о каких-то группах, которые подцепляли ее на дороге и катали из города в город, но в скоре уставали от паранойи девушки, бросали на краю дорог. Но она всегда шла обратно, шла к тем, кто ее ненавидит. Мари обожала и обожает людей до беспамятства, несмотря на то, что они делают ей больно.
Прошло месяца два, а может чуть больше. Я не считал времени. Много раз я пропадал на несколько дней, но оставлял Мари ключи. Да, все моя “работа”. Я одевал короткие латексные юбки черного цвета, затягивал корсет поверх сетки, натягивал на ноги чулки и немыслимые ботинки, которые шнуровал чуть ли не полчаса.. Я брал что-то вроде подобия сумки и уходил. До места меня довозило метро, а там – пешком всего пара остановок. И я уже был в небольшом клубе, где сильно пахло ароматизаторами клубники, деньгами, выпивкой и сексом.
Я садился за барную стойку, как всегда чуть раздвигал ноги, заказывал коктейль и закуривал ментоловые сигареты. Мужчины подходили ко мне один за другим, каждый раз вели в отведенные для этого комнаты и брали. Я покорно расставлял ноги шире, выгибался как только мог, стонал, что есть сил, а потом забирал несчастную выручку, половину которой отдавал хозяину заведения…притона. Сотни таких же миленьких девочек и юношей выходили на улицу в ночь, хотя некоторые, как я, предпочитали более уютные, если так можно назвать, места.
Да, сегодня я тоже работал. На мне была короткая красная юбка из латекса, такой же корсет, бардовая рубашка с черным галстуком. На ногах натянута сетка и ботинки на такой подошве, что самая шикарная модель мира позавидует. Сумка болталась где-то в ногах, а сам я курил, запивая все это какой-то дрянью.
На мое плече легла рука, и я тут же обернулся. Кого я не ожидал увидеть, так это Тебя. Ты скалился мне в ответ на взгляд, и я все понял. Я взял Тебя за руку и потащил в одну из комнат.
- Теперь ты платишь за удовольствие? – дверь за мной захлопнулась, и тут же я получил пощечину.
- Шлюха, - шипение. Схватил меня за горло одной рукой, прижав к стене, а другой уже во всю исследовал то, что находилось под юбкой. Я специально застонал, ты освирепел от этого, бросил меня на постель, и начал бить. Да, так больно…ты уродовал мое тело, ты кусал его, царапал кожу, а я лишь выгибался тебе на встречу, смеясь от бессилия и твоей злости.
Порвав мою одежду, изодрав тело, ты все еще впивался в губы, но пыл слабел. Мои руки раскинуты врозь, ноги ты закинул себе на талию, но не торопился входить. Я мутным взглядом смотрел тебе в глаза и видел, что ты плачешь…Да, ты плачешь, ты ревешь, тебе больно, наконец-то тебе тоже больно. Я слабо тянусь руками и обхватываю шею, я тяну тебя к себе, чтобы было лучше, чтобы было нежнее. Ты поддаешься, ты остываешь, ты опять становишься нежным, а я только глупо улыбаюсь, как мальчишка, которому купили конфету, чтобы он успокоился.
Я сильнее прижимаюсь к тебе и ты входишь, ты медленно двигаешься, а я стону во весь голос, я не боюсь, что меня услышат, ведь мы в каком-то занюханном притоне для таких, как я. Целуешь в разбитые губы, извиняешься. Руки блуждают по телу, а глаза жадно впиваются в мои. И ты все вдруг понимаешь. Да, я нарочито смотрел на тебя так открыто, я нарочно показывал сейчас все там, где есть душа и сердце. Я никогда не скажу, что люблю, а если и скажу, то умру.
- Виктор…, - хрипишь мне на ухо и изливаешься, вслед за тобой – я.
Мы лежим молча, я вожу по твоей груди пальцем, а ты продолжаешь целовать. Ты покусываешь кожу на шее, а я явно чувствую твою улыбку. Ты тоже не скажешь.
- Виктор, куда же ты пропал? – ты поднимаешь на меня глаза, они наполнены невидимыми остальным вопросами.
- Я был здесь, я жил в квартире вместе с Мари, - выпутываюсь из объятий, усаживаюсь, тянусь за сигаретами, щелкает зажигалка и дым в легкие. Теперь совсем хорошо.
- Кто такая Мари? И…ты не убил ее? – он смотрит на меня снизу вверх, он ничего не понимает.
- Она такая же больная, как и я. Она сама ко мне подошла, но она очень хорошая. А потом я попросил ее остаться жить у меня, и Мари согласилась. Она просто скрашивает свое и мое одиночество, - улыбаюсь тебе, но ты не веришь. Ты поднимаешься и опять пощечина.
- Ты мне врешь! – вскрикиваешь, опять удар. Мне больно, да.
- Нет, не вру, - еще удар, прямо в живот. Я сгибаюсь, но не кричу, не плачу.
- Скажи, ты влюбился в нее? Скажи! – хватаешь за горло, сжимаешь, больно целуешь.
- Я никого не люблю, - хриплю тебе в лицо, сигарета выпадает из пальцев на пол.
- А я…?
Я замираю, ты отпускаешь. Я не ослышался?? Я правильно услышал?
- Как же….как же так, Виктор? – ты смотришь мне в глаза, ты плачешь, но я ничего не сделаю и не скажу, - ты же видишь, что много значишь для меня. Но почему, почему ты опять идешь на эту работу??? Почему ты раздвигаешь ноги перед ублюдками? Зачем?!
- Это моя жизнь, к этому я привык, и ты это знаешь лучше, чем некоторые, - мой твердый голос пугает тебя, а я веселюсь, потому что наконец-то ты все показал мне.
- Хватит, - тянешься ко мне, целуешь меня.
- Отвали, - отталкиваю тебя в сторону, - будто ты лучше этих уродов? Только не смеши меня! Довольно! Роман…
Я вскакиваю с кровати, мне очень больно двигаться, болит от побоев все тело, но я через силу натягиваю некое подобие одежды. Ты сидишь на полу, следишь за мной. Ты все плачешь. Я подхожу к тебе, усаживаясь на корточки, целую в лоб.
- Ты знаешь, кто ты для меня, - равнодушие ни за что не исчезнет из моего голоса, - ты всегда знал, что я чувствую. Но, поверь, теперь все кончено, все уже ушло, поздно.
Я целую еще раз в губы, скупая слеза скатывается из уголка глаза. Ты видишь это, хочешь сказать, но я вовремя толкаю тебя, что ты падаешь, и убегаю. Я бегу, что есть сил от этого места, я убегаю от тебя.
Я бегу, но останавливаюсь из-за нехватки дыхания. Да, сигареты дают о себе знать. Я понимаю, что измучил себя всем этим, но я так не хочу умирать. Как же несправедливо, как отчетливо гадко то, что я для себя понял. Я поворачиваюсь лицом к дороге, чуть облокачиваюсь о периллы моста, и дышу. Хватаю воздух, будто бы я рыба, что выбросили на берег. Слезы предательски скатываются по щекам, но я не ощущаю, что плачу. Я ничего не чувствую, давно.
Проходят часы, но я не помню вновь. Наверно, я вернулся домой, потому что здесь тепло и хорошо. Кто-то возится рядом, но мне лень открывать глаза.
- Проснулся? – слышу женский голос, вспоминая, кому он принадлежит.
- Даааа, - прохрипел.
- Наконец-то! – Мари бросается на меня с объятиями, целует в щеку. Мне все же приходится открыть глаза.
- Только не задуши меня, - притворно смеюсь.
- Извини, - она отстраняется и продолжает свое интересное занятие.
- Что ты там ищешь? – смотрю на старый мешок, который она, не пойми где, откопала.
- Не знаю, но здесь столько всего, - она радостно протягивает руку с моими старыми солдатиками, которыми я как-то любил играть в детстве. Они до сих пор живы. Странно.
- Это мои игрушки, - беру одного, рассматриваю. Солдат красного цвета. Раньше я играл только за красных, а зеленые были врагами.
- Странные игрушки, - девушка бросает занятие, отнимает у меня игрушечного человечка и бросает в тот же пакет, - мне они не нравятся.
- Конечно, они тебе не нравятся, - ухмыляюсь, еле поднимаясь с кровати, - это же игрушки для мальчиков.
- А есть разница в игрушках? – наивно смотрит на меня, а вот это уже начинает действительно смешить. Сажусь рядом.
- Ну, вот, смотри, - указываю ей на солдатиков и кролика, - тебе же нравится кролик, да?
- Да, - согласно кивает, прижимая кролика ближе.
- Вот, а мне он не нравится…
- Почему?! – обиженно толкает меня в бок.
- Потому что он тоже игрушка, только не для меня. Я – парень, ты – девушка, - начинаю смеяться, - тебе нравятся вот такие пушистые зверьки, а мне – холодные фигурки солдатиков.
- А-а-а-а…, - она что-то сравнивает у себя в голове, а потом выдает детскую улыбку, - значит, кролик тебе как бы и не нравится, но ты не выбрасываешь его, потому что Усы люблю я?
- Правильно, - провожу рукой по рыжим волосам и поднимаюсь с холодного пола, - ты что-нибудь ела?
Мари мотает головой, тоже встает.
- Хорошо, тогда пошли, а то умрем с голоду, - я отвлекаю себя от мыслей, отвлекаю Мари, которая рассматривает синяки и ссадины на моем теле. Она касается полосы на спине и что-то бормочет себе под нос, не решаясь спросить.
- Тебе нравится сиреневый цвет? – вдруг выдает она, усаживаясь за стол.
- Немного, а что? – меня уже не удивляют ее странные вопросы, - тебе он нравится?
- Да, мне он очень нравится, - смеется, - мне очень нравится сирень, она так вкусно пахнет. Почему цветы не цветут весь год?
- Потому что так природа распорядилась, - тут же отвечаю ей, и ставлю под нос то, что можно назвать бутербродами.
- Странная ваша Природа, совсем странная. Разве Природе не хочется этой красоты весь год? – ковыряет ногтем край хлеба.
- Природа не странная, она совершенно нормальная. Природа видит красоту во всем, что делает…я так думаю, - забираюсь с ногами на стул, толкая Мари чашку с горячим чаем, а себе, как обычно, ставлю кофе.
- А почему Природа не слушается нас? – я достаю сигарету из пачки, которая лежала на подоконнике, закуриваю.
- Ну, наверно, потому что она не любит, когда ей указывают те, кто слабее ее, - Мари, верно, совсем ничего не понимает, но усиленно пытается выяснить все.
- А мы слабее? – киваю ей в ответ и нависает тишина.
Долго молчим, потом я встаю и ухожу.
Я стою в душе, вода бьет по лицу. Каждый раз я пытаюсь смыть с себя те ощущения, эту грязь, и каждый раз это бесполезно.
В зеркале все время отражаемся мы двое. У меня чешутся руки, я хочу взять нож и перерезать кому-нибудь горло, но только не Мари. Я так свыкся с тем, что она живет у меня, что мне есть с кем поговорить. Я очень люблю эту девушку, но это не та Любовь. Я вытираю запотевшее зеркало тряпкой, вижу себя, вспоминаю ночь, начинаю плакать. Что я сказал? Зачем я это сказал?
Да, мне больно, но совсем немного. Верно, тебе тоже сейчас не сладко. Я опять хочу поехать к тебе, но нет в том нужды. Нет ничего.
Выхожу из душа, быстро что-то одев на себя. Мари смотрит телевизор, какую-то детскую программу. Я давно понял, что единственное, что для нее исчезло когда-то – это детство, которое отняли. Не знаю, но мне отчего-то хотелось вернуть ей то прошлое, но в более ярких красках.
- Мари, ты погулять не хочешь? – выглядываю из дверного проема.
- Неееет, - медленно тянет слово, поворачиваясь ко мне, - мультик интересный.
- Хорошо, тогда я пойду один, - целую Мари в лоб, та радостно улыбается, и ухожу.
Я иду по кладбищу, в руках моих две белые розы. Я правда очень по тебе соскучился. Да, так и есть, мне одиноко только потому что тебя нет, тебя никогда больше не будет. Я долго ищу твою могилу среди крестов и надгробий.
- Где же ты? – тихо шепчу себе под нос. Сегодня ровно год с того, как я убил тебя. Да, всего год, и я не нахожу себе прощения. Ведь мы были всегда вместе, всегда, а я…я не хотел так. Я не специально.
Дорога была скользкой, машина потеряла управление в тот момент, когда мы с тобой ругались. Да, ты просил меня вернуться к нормальной жизни, ты просил меня лечь опять в лечебницу, но хотел ли я этого? Нет, однозначно нет. Я знал, что могу сам, если ты поможешь, но ты был точно как приемные родители, которые тогда взяли меня из приюта, а потом родился ты. Они души в тебе не чаяли, а я – один на всю жизнь, только ты помогал. Только ты все знал.
Ты что-то кричал мне на ухо, а я плакал. Я молчал тебе в ответ, и тут свет фар ослепил меня, я дернулся, машина слетела с дороги в кювет. Я слышал, как ты закричал, я слышал свой вскрик.
Потом прошел час… никто нас не вытаскивал, никого не было на дороге, никто не шумел. Ты был неподвижен, я видел все через пелену в глазах. Я отстегнул ремень страховки и дотянулся до тебя. Все тело жутко болело, подушки безопасности не сработали. Я ужаснулся, когда ты что-то прохрипел, когда слабо открыл глаза. Отчаянию не было предела. Кое-как выбравшись, я помог тебе. Вытащил наружу, где шел проливной дождь. Было так темно, что я почти ничего не видел. Я уложил тебя на траву, прикрыв собственной курткой. Ты что-то шептал, ты что-то уже знал, а, может, и видел. Но нет, этого не должно было случиться, на твоем месте должен был быть я. Почему?
Я дошел до могилы, я нашел таки ее. Как все заросло, никто не приходил к тебе. Да, никто, потому что никого больше не было.
- Помню, как сказал тебе, что мы будем лежать в одной могиле, - я тихо шептал это, прижавшись к кресту, розы покоились на могиле, - знаешь, это так и будет. Совсем скоро, я точно-точно знаю. И ты это тоже знаешь.
Мы не были родными братьями по крови, никогда, но отчетливо ощущали близость. Мне становилось грустно и ты тоже вешал нос, а потом мы смеялись. Я помню все, как будто это было вчера. Да, еще вчера мы с тобой весло бегали друг за другом, снося всех на своем пути, а потом получали за это по шее от родителей. Тогда ничего не знали, не подозревали. Где-то к 18 годам у меня появились первые приступы потери памяти, но ты всегда был со мной, поддерживал. Потом была психбольница, а затем я пропал на несколько месяцев. Вернувшись, ты не знал радости, все обнимал меня, говорил, чтобы я больше так не поступал.
Да, до конца твоих дней я так не поступал.
- Прости, что не приходил так долго, - я смахнул грязь с таблички, где красовалась твоя фотография. Я стер грязь с имени, - Феликс, прости…
Да, ты уже не слышал меня, но я все равно просил прощение. А потом я ушел. Душу скребли своими маленькими, но острыми когтями, кошки.
На одном из пешеходных переходов случилась авария, точнее происшествие. Сбили пешехода. Милиция сновала туда-сюда, кто-то плакал. Толпа зевак собралась поглазеть на случившееся. Девушка, сбившая человека, вся тряслась, сидя у машины скорой помощи. Ее расспрашивали, но она только рыдала, содрогаясь при каждом прикосновении.
Я скептично прошел мимо, глянув на труп, который только что умудрились прикрыть врачи.
Мамаши закрывали руками своим чадам глаза. Я смеялся, восхищаясь тупостью людей, да и себя тоже.
Возле моего дома всегда стояла небольшая палатка с цветами. Я купил букет с ромашками для Мари, отправляясь обратно в холодную квартиру.
- Мари, - позвал я, но никто не ответил. Наверно она ушла.
Я прошел на кухню, чтобы взять вазу. Свет не был выключен. Странно, но Мари его всегда выключала, если уходила. Я поставил цветы на стол, и пошел проверять комнаты. Ее нигде не было, Усы лежал на диване, телевизор был включен.
Так продолжалось до поздней ночи. Я ходил по квартире с зайцем в руках. Наверно, я волновался за девушку.
Она не вернулась на утро, ее не было целые сутки, потом раздался телефонный звонок.
- Да? - я снял трубку, а в ней молчание, - кто это?
- Вы Виктор? – уточнила трубка.
- Да, что вам надо? – голос тут же не понравился мне. Грубый, немного похоронный.
- Вы знаете некую девушку с рыжими волосами…
Мужчина начал описывать мою Мари, потом повисло молчание, а он добавил, что у девушки нашли при себе книгу с моим именем на обороте. Потом он назвал автора, и я проверил: книги не было. Я всегда подписывал книги, потому что мне редко возвращали их обратно.
- Вы знаете ее? – допытывалась трубка.
- Да, - мой шепот, - это Мари.
- Тогда, вам лучше приехать, - на том конце завозились, что-то шуршало.
- Куда? – мой пустой голос верно удивил мужчину.
Тот долго что-то листал, тяжело дыша. Время специально смеялось надо мной, а потом мужчина изрек:
- В морг, я дам вам адрес…
Я не помнил ничего, не помнил себя. Я орал, я раздирал все в клочья, а потом мне вкололи успокоительное, я заснул.
Мари умерла, крутилось в голове. Будто кто-то невидимый ходил перед моими глазами с табличкой в руках: Мари умерла из-за тебя.
Я проснулся в больничной палате, рядом стоял врач, он что-то записывал в блокноте, но заметил мое пробуждение.
- Доброе утро, - его голос мне не понравился, чуть писклявый, какой-то женственный, мало того, он был похож на маменькиного сыночка. Я недовольно фыркнул.
- Утро совсем не доброе, - голос был тихим, хриплым – я сорвал его.
Доктор только улыбнулся мне, а потом ушел. Прошло несколько часов, я тщетно умолял их выписать меня, я просил их о том, чтобы снова увидеть Мари. Я говорил, что у нее нет никого. Я должен был ее увидеть. Доктор зашел в палату, но не нашел меня на месте. Да, я спрятался за дверью с вазой в руках. Как только мужчина повернулся, я ударил его со всей силой по голове, и он упал. Я оттащил обмякшее тело в сторону. Моих отпечатков было всего ничего. Я не был дураком, заботясь столько раз о том, как бы скрыть следы своего преступления, я всегда стирал малейшие пятна. И вот, сейчас, я делал тоже самое. Я забрал блокнот умершего, стер все отпечатки. Я вытащил осторожно из кармана ключи и ушел. Не так трудно стащить из картотеки свою свеженькую карту и убрать имя с компьютера. Не более чем легко стереть все следы своего пребывания в больнице. Кто поверит нескольким медсестрам и трупу, когда человека как бы и нет?
Я спустился на нижний этаж больницы, где находился морг. Упрашивать молодого парня долго не пришлось. Он провел меня к Мари.
Она лежала на холодном столе, сделанном из металла. Глаза прикрыты, будто бы она все еще спит, губы синие, цвета льда. Кожа побледнела еще пуще, а рыжие волосы были раскиданы в разные стороны.
- Тебе рано уходить, - я взял девушку за руку, нежно провел по щеке тыльной стороной своей ладони, поцеловал в лоб, - ты не знаешь, когда намечено хоронить?
Я обернулся к парню, но тот лишь пожал плечами и сказал, что нужно все посмотреть в журнале. Я остался рядом с девушкой в ожидании.
Через пару минут он вернулся с тетрадью в руках.
- Вообще-то людей хоронят через два – три дня, так что вам осталось два дня на все, - он скептично проскандировал почти заученную фразу, мило улыбнулся, и мне захотелось убить его, но я не мог. Не при Мари.
Два дня пролетели словно во сне. Я заказал место, выбрал гроб, я выбрал венки и море цветов. День стоял ясный для нее. На похоронах был лишь я и ее кролик. Я положил его рядом с Мари и еще раз поцеловал девушку в лоб.
- Прощай, - мое сердце прочувствовало всю боль, я зарыдал, упал на землю, прикрыв лицо руками. Так продолжалось много часов. Я сидел у могилы и безостановочно плакал. Никого, никто, ни за что. Я так хотел, чтобы она была жива. Молодая, прекрасная. Изнасилована и убита каким-то ублюдком... Ненавижу! Я ударил кулаком по земле, не в силах больше терпеть боль. Я пообещал, что найду эту тварь и убью его. Я обещал…и я не знал…
Я долго бродил по месту убийства, долго вглядывался в глаза людей, но никто, тщетно никто не бросился мне в глаза. Как жаль, но это будто искать иголку в стоге сена, чертовски сложно. Ее убили как раз в том районе, где жил Роман…
Что-то внутри жутко кололо, терзало, просило, чтобы я пошел к нему. Я знал, я всегда знал, я знал с того времени, как она не появилась дома, как она забыла свою игрушку.
Я вошел в подъезд, нажал кнопку. Лифт быстро довез меня до девятого этажа. Я позвонил в дверь, кто-то отчетливо возился за ней, слышался мат. Он, по обычаю, путал сложные замки. Наконец, Роман открыл дверь, пропуская меня внутрь. Я остановился на пороге, щелкнул замок, и вот, этот человек передо мной.
- Ты доволен? – смотрю в пол, но потом вскидываю голову, яростно глядя на тебя, - скажи мне, теперь ты рад?
- Да, - я широко распахиваю глаза, слезы текут ручьями. Я кидаюсь на тебя, хватаю за шею, но ты всегда был сильнее. Нет, не в это раз. Я орал, что убью тебя, - да, я доволен. Она сопротивлялась, тебя звала. Нравится???
Ты хватаешь меня за рубашку, улыбаешься своим звериным оскалом, и бросаешь меня, кидаешь к стене. Я больно ударяюсь, снося тумбочку с вазой, в которой стояли увядшие цветы. Берешь меня за горло, целуешь.
- Я ненавижу тебя, - шепот тебе на ухо, мои руки свободны, и я, что есть сил, ударяю тебе по лицу. Отталкиваю, бегу на кухню. Там ножи, там есть то, чем я убью тебя. Я убью за ту, которая не должна была страдать. Выхватываю нож, а ты уже тут. Скалишься, изгибаешься, чтобы напасть, но нет…
- Ты не сделаешь этого, - твой голос прорезает нависшую тишину, как молния, и льется дождь. Поток слов.
- Нет, - обрываю красивые сравнения, кидаясь на тебя. Валю на пол. Когда-то я любил, любил отчаянно, я не спал ночами, кусая губы в кровь. Я убивал этих юношей и девушек, я был жесток. Я сдирал обои, я драл книги страница за страницей, потом оттирал кровь с пола и бросался в твои объятия, чтобы получить гребанную близость. Я обессилено падал на кровать, я думал лишь о тебе и прошлом. Я больше не мог так. И вот, девушка, которая просто разбавила одиночество. Она была сестрой, она была другом, а ты…ты…
Я бью ножом, но промахиваюсь. Ты резко скидываешь меня, бьешь в лицо, живот, ты скручиваешь руки, раздвигаешь ноги, прижимаешься, целуешь.
- Сука, - сквозь боль и слезы вытягиваю из себя слово.
- Ты не лучше меня, - я знаю, что ты хочешь, но больше этого не получишь.
Я плюю тебе в лицо. Игра не закончена. Пытаешься стянуть одежду, бьешь куда попало за каждую попытку вырваться. Твое внимание вдруг отвлекает мелодия телефона. Ты вздрагиваешь, замираешь, но я не даю продолжить. Я ловко вырываюсь, хватаю рядом лежащий нож и ударяю прямо в сердце, вынимаю и провожу по шее.
- Сдохни, - неистово бью ножом по телу, отбрасываю его, ты уже не дышишь. Я бьюсь головой о стену, хватаюсь за нее руками и плачу, плачу, плачу.
Ничего нет, ничего не помню….Я просыпаюсь в постели Романа, я оглядываюсь и вижу, что все в крови. Мне плохо, меня тошнит. Бегу в туалет и сижу там пару минут, обнявшись с белым другом. Мне плохо, запах крови, запах убийства. Нет, я убил тебя, но я не думал…Боже.
Я вспоминаю всех Богов, я смотрю на твое тело, и опять приступ тошноты.
- Прости, - шепчу себе под нос, укрывая тебя белой простыней, - прости, что так любил тебя…что так любил всех вас….простите.
Я нахожу телефон, набираю номер милиции, говорю им адрес. Проходит больше часа, как они приезжают. Я открываю дверь и тут же крик, кто-то отталкивает меня, увидев кровь повсюду.
Наручники, допрос, участок.
Три месяца и наконец-то решающий суд…Да, теперь все станет на свои места. Нет никакой правды в мире, нет ничего. Я отвечал честно, я отвечал и плакал. Каждый раз я повторял, что я сожалею и прощенья мне нет, я хотел, чтобы смертная казнь свершилась надо мной, но мораторий…отмена. Ненавижу этот пресловутый мир…
Они присудили срок, они упекли меня в психушку. Четыре стены, четыре мягкие стены из резины и какого-то бреда, небольшая койка, редкие прогулки, таблетки…
Еще немного и я буду среди вас. Еще немного…
Моя одержимость, мой фетиш, моя религия…ты…ты…ты….
Отредактировано Poisongirl (2009-07-08 23:12:26)